Как потратить миллион, которого нет
История еврейского мальчика на киевской сцене
История еврейского мальчика на киевской сцене
Столичная публика смотрит и обсуждает спектакль по нашумевшей книге Гарика Корогодского. Уикенд узнавал, почему режиссер Тихон Тихомиров похудел на 11 килограммов за время подготовки к премьере, сколько страниц текста пришлось выучить главному герою, как появился пронзительный монолог Вертинского, которого нет в книге, и почему на сцене спектакля — два Гарика, один из которых не Гарик, а другой... Впрочем, читайте, сами все поймете.
Тихон Тихомиров, сценарист, режиссер и продюсер спектакля
— Говорят, за время подготовки спектакля вы похудели на 11 килограммов. Почему?
— Я взвалил на себя непосильный труд. Решил, что могу быть и артистом, и режиссером, и продюсером одновременно. Из-за этого, конечно, не жрал ничего, еще курил тогда. Обходился пачкой сигарет, ну, еще ужинать пытался.
— Вы уже были знакомы с Корогодским, когда взялись ставить спектакль по его книге?
— По образованию я режиссер театра, но надо было деньги зарабатывать, и я открыл ивент-агентство. В 2008 году меня познакомили с Гариком. Он хотел тогда отпраздновать свой день рождения в Шотландии. Мне кажется, мы сошлись и подружились еще до того, как он выбрал нас организаторами.
А уже когда вышла книжка, мы с со-продюсером Сережей Букшиным обсуждали, что надо сделать антрепризу. «Давай брать звезд», — сказал он. Мол, нам нужны Сумские полным составом.
Я хотел вернуться в театр, но понимал, что мне нужны лайт-условия для работы. Это значит, что люди должны быть близки мне на сто процентов. Поэтому возникли все «мои» - любимые артисты. Алексей Вертинский - это Сумы, общие корни, в театре, в котором он играл, а я пацаном за кулисами бегал.
— Я взвалил на себя непосильный труд. Решил, что могу быть и артистом, и режиссером, и продюсером одновременно. Из-за этого, конечно, не жрал ничего, еще курил тогда. Обходился пачкой сигарет, ну, еще ужинать пытался.
— Вы уже были знакомы с Корогодским, когда взялись ставить спектакль по его книге?
— По образованию я режиссер театра, но надо было деньги зарабатывать, и я открыл ивент-агентство. В 2008 году меня познакомили с Гариком. Он хотел тогда отпраздновать свой день рождения в Шотландии. Мне кажется, мы сошлись и подружились еще до того, как он выбрал нас организаторами.
А уже когда вышла книжка, мы с со-продюсером Сережей Букшиным обсуждали, что надо сделать антрепризу. «Давай брать звезд», — сказал он. Мол, нам нужны Сумские полным составом.
Я хотел вернуться в театр, но понимал, что мне нужны лайт-условия для работы. Это значит, что люди должны быть близки мне на сто процентов. Поэтому возникли все «мои» - любимые артисты. Алексей Вертинский - это Сумы, общие корни, в театре, в котором он играл, а я пацаном за кулисами бегал.
Еще когда я ставил «Ромео и Джульетту» в Молодом, хотел с ним поработать, но не дали. А сейчас воплотил свое режиссерское желание. Под это дело собрались мои друзья, все они, по-моему, офигенные артисты. Когда какие-то сериальщики говорят, что в Киеве нет хороших артистов, сценаристов и так далее, мне хочется ответить: «Ребята, поищите, как следует. А лучше займитесь самообразованием. Может будет виднее!»
У меня коллектив отличный, да еще такие звезды как Вертинский, Виталина Библив, Геша Попенко, Борислав Борисенко… Да все моща, все хороши.
— Еще не получив согласия от Корогодского, вы начали работать над постановкой по его книге?
— А я был уверен, что получу согласие. Гарик для многих — неоднозначный персонаж, а для меня он абсолютно положительный во всех его красках и резкостях. Это рождается от гуманизма и гуманитарности, даже любое его «бля».
Я пришел к нему, когда мы уже два месяца работали. Рассказал, показал. Он тут же испугался: «Ой, я уже отдал проект другим». Я ответил: «Пусть делают, даже интересно будет сравнить». В итоге те ребята отказались от проекта, все-таки это работа с высоким риском.
— Как вы подбирали актера на главную роль?
— Хотел, чтобы он был похож на Гарика Корогодского. Первым пришел в голову Дима Вивчарюк, и я тут же отбросил эту мысль. Да, он подвижный, энергичный, но абсолютно не похож внешне. Поэтому, решил я, надо поискать еще. И искал. Поиски не увенчались успехом, и я решил встретиться с Димой. Поговорили, я подумал, что он все же похож немного. Мы начали репетировать. Через пару месяцев Дима надевает очки. И я вижу перед собой Гарика. Когда они становятся рядом — у них один рост, очки, носы похожи, размер ноги у них, оказывается, одинаковый. Это такая театральная фантастика, когда один человек превращается в другого. Они для меня похожи как папа и сын. Я вообще считаю, что сын Гарика внешне на Гарика похож меньше, чем Димка.
— Как вы подбирали актера на главную роль?
— Хотел, чтобы он был похож на Гарика Корогодского. Первым пришел в голову Дима Вивчарюк, и я тут же отбросил эту мысль. Да, он подвижный, энергичный, но абсолютно не похож внешне. Поэтому, решил я, надо поискать еще. И искал. Поиски не увенчались успехом, и я решил встретиться с Димой. Поговорили, я подумал, что он все же похож немного. Мы начали репетировать. Через пару месяцев Дима надевает очки. И я вижу перед собой Гарика. Когда они становятся рядом — у них один рост, очки, носы похожи, размер ноги у них, оказывается, одинаковый. Это такая театральная фантастика, когда один человек превращается в другого. Они для меня похожи как папа и сын. Я вообще считаю, что сын Гарика внешне на Гарика похож меньше, чем Димка.
— Как появился пронзительный финальный монолог Вертинского? Ведь в книге ничего подобного не было.
— История развивалась так: мы сыграли спектакль в Малой опере. Потом появился меценат. И это не Гарик. Этот чудесный человек говорит: «Я вижу потенциал и дам вам денег. Но есть условие: доделать, досмешить, доплакать». Смешить – ок, но мне трудно заставить людей рыдать. Это какая-то магия, как в Ленкомовской «Юноне и Авось», к примеру. Я восемь раз смотрел спектакль по телику и все время рыдал.
Но мы ставили популярный спектакль. Это попса в хорошем смысле. По всем принципам популярного действия мы стали искать простое решение.
Первое — создаешь нестандартное событие, а именно — бабушка Гарика придумывает отрепетировать собственные похороны. Кто-то из присутствующих не знает о бабушкиной идее и принимает происходящее за чистую монету. Тут найдется от чего плакать и смеяться — это понятно.
Второе — берешь самого психологически мощного артиста из коллектива и взваливаешь на него бремя реализации задуманного.
Мы очень легко написали монолог, потому что писали для Вертинского, этот монолог и задал начало кульминационной сцены.
— История развивалась так: мы сыграли спектакль в Малой опере. Потом появился меценат. И это не Гарик. Этот чудесный человек говорит: «Я вижу потенциал и дам вам денег. Но есть условие: доделать, досмешить, доплакать». Смешить – ок, но мне трудно заставить людей рыдать. Это какая-то магия, как в Ленкомовской «Юноне и Авось», к примеру. Я восемь раз смотрел спектакль по телику и все время рыдал.
Но мы ставили популярный спектакль. Это попса в хорошем смысле. По всем принципам популярного действия мы стали искать простое решение.
Первое — создаешь нестандартное событие, а именно — бабушка Гарика придумывает отрепетировать собственные похороны. Кто-то из присутствующих не знает о бабушкиной идее и принимает происходящее за чистую монету. Тут найдется от чего плакать и смеяться — это понятно.
Второе — берешь самого психологически мощного артиста из коллектива и взваливаешь на него бремя реализации задуманного.
Мы очень легко написали монолог, потому что писали для Вертинского, этот монолог и задал начало кульминационной сцены.
— Говорят, даже жена Гарика признала, что главный герой очень похож на Гарика в молодости. А насколько похожи или не похожи остальные герои — бабушка, родители? И что думает друг Корогодского Александр Меламуд о своем сценическом образе?
— Я видел только пару фотографий Меламуда в юности. Симпатичный, похожий на меня чем-то, к тому же бородач. Я тоже в студенчестве был таким крепеньким, килограмм под сто весом. Из бородатых артистов у меня был Вадим Пантус — красивый, рост 1,9 м. Когда-то Вадик не без успеха выходил на подиумы. И я подумал, что очень хочу, чтобы Меламуд был таким — еще красивее, чем я. Что Александр думает об этом, я не знаю. Но на спектакль он приходил, сказал «спасибо».
Об образах родителей и Бабушки, мы много советовались с Гариком. В составе, который работает сейчас, родителей играют Юля Врублевская и Слава Дудко. По бабушке просто не было вариантов. Без эксцентрики и скрытой за всем этим душевности, этот персонаж невозможен, а по эксцентрике и вторым планам Виталина Библив у нас — мастер номер один. Она играла у меня кормилицу в «Ромео и Джульетте». Тогда и влюбился.
— Вы писали пьесу как сценарист, ставили спектакль как режиссер. А насколько сложными были все организационные моменты для вас как продюсера?
— По еще одной из своих профессий я — ивент-менеджер. Когда 200 человек из со всего мира собираются в Киеве, а ты должен доставить их чартерным рейсом в Шотландию плюс везешь гильотину, нож которой весит 60 килограммов, и в замке Колзейн 13-го века развешиваешь собственные флаги, а гуляющие там с внуками бабушки по этому поводу вызывают шотландскую полицию… Поставить театральный блокбастер в Киеве проще простого.
— Не было ли претензий от людей, которые читали книгу, что спектакль не имеет с ней соответствия?
— Да, книга и спектакль — это, пожалуй, разные вещи. Если бы мы с вами сейчас начали читать незнакомую книгу, наши картинки в головах были бы абсолютно разными. Постановка спектакля началась с написания пьесы. Я уже тогда интерпретировал для себя книгу, мне же нужно было не просто прочитать, а пересказать историю. Это как пересказывать анекдот, добавляя красок от себя: у кого-то в пересказе получается еще смешнее, а у кого-то заваливается и не смешно. Конечно, мы рисковали, книга Гарика имеет свой флер. Но я ни разу не слышал ни одной претензии.
— Я видел только пару фотографий Меламуда в юности. Симпатичный, похожий на меня чем-то, к тому же бородач. Я тоже в студенчестве был таким крепеньким, килограмм под сто весом. Из бородатых артистов у меня был Вадим Пантус — красивый, рост 1,9 м. Когда-то Вадик не без успеха выходил на подиумы. И я подумал, что очень хочу, чтобы Меламуд был таким — еще красивее, чем я. Что Александр думает об этом, я не знаю. Но на спектакль он приходил, сказал «спасибо».
Об образах родителей и Бабушки, мы много советовались с Гариком. В составе, который работает сейчас, родителей играют Юля Врублевская и Слава Дудко. По бабушке просто не было вариантов. Без эксцентрики и скрытой за всем этим душевности, этот персонаж невозможен, а по эксцентрике и вторым планам Виталина Библив у нас — мастер номер один. Она играла у меня кормилицу в «Ромео и Джульетте». Тогда и влюбился.
— Вы писали пьесу как сценарист, ставили спектакль как режиссер. А насколько сложными были все организационные моменты для вас как продюсера?
— По еще одной из своих профессий я — ивент-менеджер. Когда 200 человек из со всего мира собираются в Киеве, а ты должен доставить их чартерным рейсом в Шотландию плюс везешь гильотину, нож которой весит 60 килограммов, и в замке Колзейн 13-го века развешиваешь собственные флаги, а гуляющие там с внуками бабушки по этому поводу вызывают шотландскую полицию… Поставить театральный блокбастер в Киеве проще простого.
— Не было ли претензий от людей, которые читали книгу, что спектакль не имеет с ней соответствия?
— Да, книга и спектакль — это, пожалуй, разные вещи. Если бы мы с вами сейчас начали читать незнакомую книгу, наши картинки в головах были бы абсолютно разными. Постановка спектакля началась с написания пьесы. Я уже тогда интерпретировал для себя книгу, мне же нужно было не просто прочитать, а пересказать историю. Это как пересказывать анекдот, добавляя красок от себя: у кого-то в пересказе получается еще смешнее, а у кого-то заваливается и не смешно. Конечно, мы рисковали, книга Гарика имеет свой флер. Но я ни разу не слышал ни одной претензии.
— Каков Корогодский как актер?
— Гарик как актер — человек развивающийся, от спектакля к спектаклю все больше на ус наматывает. Если еще умудряется в своем бешеном графике найти окно и на репетицию приехать, это всегда колоссальный результат. Мне нравится с ним работать, потому что он для меня — белый лист, на котором можно написать что угодно. Передо мной взрослый ребенок, который говорит: «Я ничего не знаю, объясни мне!»
Впервые он работал у меня еще в 2010 году, я снимал короткий метр. Мне нужен был для главной роли мужик постарше, молчащий, смотрящий, интересный внешне и чтобы были печальные глаза. Где ж ты такого Вуди Аллена найдешь? Конечно, Гарик Корогодский.
— Гарик как актер — человек развивающийся, от спектакля к спектаклю все больше на ус наматывает. Если еще умудряется в своем бешеном графике найти окно и на репетицию приехать, это всегда колоссальный результат. Мне нравится с ним работать, потому что он для меня — белый лист, на котором можно написать что угодно. Передо мной взрослый ребенок, который говорит: «Я ничего не знаю, объясни мне!»
Впервые он работал у меня еще в 2010 году, я снимал короткий метр. Мне нужен был для главной роли мужик постарше, молчащий, смотрящий, интересный внешне и чтобы были печальные глаза. Где ж ты такого Вуди Аллена найдешь? Конечно, Гарик Корогодский.
— И все-таки почему вы решили ввести его в спектакль?
— Ввести в спектакль автора в качестве актера — интересно, случаются смысловые преломления и разные эффекты. Когда на сцене два Гарика, один из которых играет не Гарика, а второй — не Гарик, а играет… Ну, короче. Здесь что-то такое фантасмагорическое.
— Ваша юность была похожей на юность Корогодского? Или она принципиально другая?
— Нет, я следующее поколение, позже на десять лет. Олимпиада в Москве для меня — это «Мишка улетел» и все. Как умер Высоцкий, не помню, для меня это не случилось. Я не помню клешей и фарцовщиков. Я попал в глубокого Брежнева, стоял пионером в галстуке возле его портрета. Помню скучищу, которая была по телику и скучных преподавателей в школе. В моей ранней молодости случились «девяностые».
Я из того поколения, которое восторженно смотрело фильм «Асса», а песню «перемен» воспринимало без этого взрослого философского скептицизма.
Как-то так.
— Ввести в спектакль автора в качестве актера — интересно, случаются смысловые преломления и разные эффекты. Когда на сцене два Гарика, один из которых играет не Гарика, а второй — не Гарик, а играет… Ну, короче. Здесь что-то такое фантасмагорическое.
— Ваша юность была похожей на юность Корогодского? Или она принципиально другая?
— Нет, я следующее поколение, позже на десять лет. Олимпиада в Москве для меня — это «Мишка улетел» и все. Как умер Высоцкий, не помню, для меня это не случилось. Я не помню клешей и фарцовщиков. Я попал в глубокого Брежнева, стоял пионером в галстуке возле его портрета. Помню скучищу, которая была по телику и скучных преподавателей в школе. В моей ранней молодости случились «девяностые».
Я из того поколения, которое восторженно смотрело фильм «Асса», а песню «перемен» воспринимало без этого взрослого философского скептицизма.
Как-то так.
— До того, как получили приглашение сыграть главную роль в постановке, вы что-нибудь знали о Корогодском и его книге?
— Ничего не знал. Потом уже узнал, что он очень богатый человек. Больше всего в Гарике меня поразило, что даже имея миллион этих бумажек, он остается невероятно простым в общении. У него правильная чистая речь, без всякого мусора и междометий. Он очень уверен в себе, взял — сделал.
— Ваш Гарик и персонаж книги — они одинаковы или разные?
— Я увидел его таким — нереально крутым дядькой. Мы общались, я спрашивал: «Как мне себя вести, каким ты был? Какие у тебя были любимые штучки, примочки?»
— Ничего не знал. Потом уже узнал, что он очень богатый человек. Больше всего в Гарике меня поразило, что даже имея миллион этих бумажек, он остается невероятно простым в общении. У него правильная чистая речь, без всякого мусора и междометий. Он очень уверен в себе, взял — сделал.
— Ваш Гарик и персонаж книги — они одинаковы или разные?
— Я увидел его таким — нереально крутым дядькой. Мы общались, я спрашивал: «Как мне себя вести, каким ты был? Какие у тебя были любимые штучки, примочки?»
Дима Вивчарюк - исполнитель главной роли в спектакле
Жена Гарика говорила, что, глядя на меня, вспоминает молодого Гарика. Друзья Корогодского похвалили: «Молодцы, похоже. Сразу вспоминается молодость, такая ностальгия». Несколько раз приходили на спектакль.
Кайф работать над таким материалом. Вначале я считал его легким юмором с еврейской ноткой. Но когда начинаешь вдумываться в мизансцены, в текст, понимаешь, какой он многоплановый. Все в нашем мире можно купить и продать, кроме таких ценностей, как родители, бабушка.
— Молодой зритель не жил в ту эпоху. Насколько ему понятны те вещи, которые близки Корогодскому и его поколению?
— Да, наверное, спектакль понятнее поколению «сорок плюс». Я родился в 1989 году, я еще помню стационарные телефонные аппараты (которые есть и в спектакле). Многое рассказывают и вспоминают наши родители.
Музыка того времени заставляет с ностальгией окунуться в эпоху. Костюмы, лексикон, ситуации — мы все это правдиво воспроизводим, мне кажется, и публика чувствует. Это как сыграть барокковый спектакль или постановку о гангстерской Америке. Когда не только сюжет, но и музыка, оформление, дают возможность окунуться туда, тебя это заинтересовывает. Мои знакомые приходят на спектакль и им нравится. 85% отзывов поставили спектаклю оценки 4-5.
Кайф работать над таким материалом. Вначале я считал его легким юмором с еврейской ноткой. Но когда начинаешь вдумываться в мизансцены, в текст, понимаешь, какой он многоплановый. Все в нашем мире можно купить и продать, кроме таких ценностей, как родители, бабушка.
— Молодой зритель не жил в ту эпоху. Насколько ему понятны те вещи, которые близки Корогодскому и его поколению?
— Да, наверное, спектакль понятнее поколению «сорок плюс». Я родился в 1989 году, я еще помню стационарные телефонные аппараты (которые есть и в спектакле). Многое рассказывают и вспоминают наши родители.
Музыка того времени заставляет с ностальгией окунуться в эпоху. Костюмы, лексикон, ситуации — мы все это правдиво воспроизводим, мне кажется, и публика чувствует. Это как сыграть барокковый спектакль или постановку о гангстерской Америке. Когда не только сюжет, но и музыка, оформление, дают возможность окунуться туда, тебя это заинтересовывает. Мои знакомые приходят на спектакль и им нравится. 85% отзывов поставили спектаклю оценки 4-5.
— Что было самым трудным в работе?
— Выучить текст. Из книжки сделали пьесу, из 98 страниц текста 76 — моих. Чистого гарикового текста. Это тяжело, там же еще текст какой! Я окончил театральный университет Карпенко-Карого, мастерская Валентины Ивановны Зимней. Мы учили классику, исторические пьесы. Выучить текст — это меньшее, что вы можете сделать, учили нас. Но когда я увидел текст здесь, я спросил: «Тихон, ты уверен, что я это сделаю?» Два месяца лета я учил, старался. На последнем спектакле за два часа до начала у меня сорвался голос, было несмыкание связок. Но получилось как-то собраться. Но главной трудностью было количество текста. Да еще какого текста!
— Выучить текст. Из книжки сделали пьесу, из 98 страниц текста 76 — моих. Чистого гарикового текста. Это тяжело, там же еще текст какой! Я окончил театральный университет Карпенко-Карого, мастерская Валентины Ивановны Зимней. Мы учили классику, исторические пьесы. Выучить текст — это меньшее, что вы можете сделать, учили нас. Но когда я увидел текст здесь, я спросил: «Тихон, ты уверен, что я это сделаю?» Два месяца лета я учил, старался. На последнем спектакле за два часа до начала у меня сорвался голос, было несмыкание связок. Но получилось как-то собраться. Но главной трудностью было количество текста. Да еще какого текста!
“
Цинизм, вызывающий пренебрежительное, презрительное отношение к нормам общественной морали, отрицательное отношение к нормам нравственности, официальным догмам господствующей идеологии.
Мерзавец — стограммовая бутылка трехзвездочного армянского коньяка, получившая свое имя за то, что заканчивалась неожиданно после третьего глотка.
На дворе 1979 год. Товарищи, мы строим БАМ, выигрываем в хоккей, боремся за разрядку международной напряженности и мир во всем мире, и Леониду Ильичу Брежневу…
Мерзавец — стограммовая бутылка трехзвездочного армянского коньяка, получившая свое имя за то, что заканчивалась неожиданно после третьего глотка.
На дворе 1979 год. Товарищи, мы строим БАМ, выигрываем в хоккей, боремся за разрядку международной напряженности и мир во всем мире, и Леониду Ильичу Брежневу…
Очень тяжело эмоционально было выйти на сцену, когда умирает Бабушка. Но когда Вертинский читает свой монолог, я стою за кулисами, ловлю эту атмосферу, и я себя сдерживаю, чтобы сразу не заплакать. Мне же надо сыграть, что я только приехал: «Что у вас здесь происходит?»
И физически тяжело: спектакль идет почти два с половиной часа, я почти все время на сцене. Максимум меня нет полторы минуты — когда идет танец и песня. На последнем спектакле, когда я за кулисы заходил, мне капали витамин А, чтобы смягчить связки.
Два с половиной часа — это трудно и для зрителя, поэтому на последнем спектакле мы убрали несколько сцен, чтобы сократить хронометраж.
И физически тяжело: спектакль идет почти два с половиной часа, я почти все время на сцене. Максимум меня нет полторы минуты — когда идет танец и песня. На последнем спектакле, когда я за кулисы заходил, мне капали витамин А, чтобы смягчить связки.
Два с половиной часа — это трудно и для зрителя, поэтому на последнем спектакле мы убрали несколько сцен, чтобы сократить хронометраж.
“
Спасибо в первую очередь родителям. За все. За то, что живут ради меня. Это очень много, когда живые люди посвящают тебе целую жизнь. Я на такое не способен. А они — да. Моим родным дяде Фиме и тете Гене. Я торопился, как мог, чтобы ваши глаза успели увидеть. Пока вы живы, я ребенок. Отдельное спасибо тете Гене за фаршированную шейку, тогда было очень вкусно и не хватало сил сказать. Я вижу все их прекрасное поколение, что несло тепло.
Маниакальное стремление накормить всех. Когда еврейская мама хочет передать своему ребенку на другой конец света домашнюю котлетку, ее не остановит ни одна армия. Волнения по любому поводу до предынфарктного состояния. Абсолютные знания по любому вопросу. С деньгами, отложенными на похороны себе и на свадьбу мне. Всегда ожидающие худшего и гостей. Сгорающие от любви к детям, но готовые убить нас за то, что мы едим грязными руками холодную курицу из бульона.
Такой продукт не выпускают. Это наши родители.
Маниакальное стремление накормить всех. Когда еврейская мама хочет передать своему ребенку на другой конец света домашнюю котлетку, ее не остановит ни одна армия. Волнения по любому поводу до предынфарктного состояния. Абсолютные знания по любому вопросу. С деньгами, отложенными на похороны себе и на свадьбу мне. Всегда ожидающие худшего и гостей. Сгорающие от любви к детям, но готовые убить нас за то, что мы едим грязными руками холодную курицу из бульона.
Такой продукт не выпускают. Это наши родители.
Да, была такая эпоха. Когда умерли мои бабушка и дедушка, у них в шкафах висели костюмы, приготовленные на похороны. Они купили их еще за двадцать лет до смерти. Они отложили деньги на похороны, чтобы дети не думали об этом.
Вдумайтесь, как это одновременно смешно и страшно: «деньги на похороны себе и на свадьбу мне». Я ужасно боюсь смерти. Еще и поэтому для меня такая сложная финальная сцена.
Но все это — ради отдачи и взаимодействия с залом. Можно купить алкоголь, наркотик, девочку. Но этого не купишь ни за какие деньги. Это то, ради чего существует наша профессия. Да, мы кривляемся, надеваем маски. Но мы вызываем у людей эмоции. Можем заставить плакать или смеяться. Мы много отдаем и сами заряжаемся — от зрителя. Мне это нравится, это классно.
Вдумайтесь, как это одновременно смешно и страшно: «деньги на похороны себе и на свадьбу мне». Я ужасно боюсь смерти. Еще и поэтому для меня такая сложная финальная сцена.
Но все это — ради отдачи и взаимодействия с залом. Можно купить алкоголь, наркотик, девочку. Но этого не купишь ни за какие деньги. Это то, ради чего существует наша профессия. Да, мы кривляемся, надеваем маски. Но мы вызываем у людей эмоции. Можем заставить плакать или смеяться. Мы много отдаем и сами заряжаемся — от зрителя. Мне это нравится, это классно.
Понравилась статья? Поблагодари автора!
За кулисы заглянула
Светлана Максимец