Джаз в бетоне
4 харьковских байки от Максима Розенфельда
4 харьковских байки от Максима Розенфельда
Самый лучший и самый скромный харьковский гид Максим Розенфельд
— Я самый лучший и самый скромный экскурсовод этого города, — говорит Макс Розенфельд о себе. И это правда — количество желающих знакомиться с городом именно в его компании не уменьшается. Горожане любят знаменитые прогулки с ним, а гости из других городов заранее договариваются, чтобы получить заветное место на его экскурсии.
— Недавно наша книга получила премию на львовском форуме (речь о книге Максима Розенфельда «Фасады. Харьков», — авт.). Кстати, где аплодисменты? На форуме мы встречались с Ярославом Грицаком, и он спросил меня о харьковской идентичности: кто такие харьковчане, в чем их особый менталитет? Расскажу вам несколько местных баек. Заметьте, это только байки, но байки правдивые.
— Недавно наша книга получила премию на львовском форуме (речь о книге Максима Розенфельда «Фасады. Харьков», — авт.). Кстати, где аплодисменты? На форуме мы встречались с Ярославом Грицаком, и он спросил меня о харьковской идентичности: кто такие харьковчане, в чем их особый менталитет? Расскажу вам несколько местных баек. Заметьте, это только байки, но байки правдивые.
Байка первая, женская
Если говорить о харковчанах, это одна часть история. О харьковчанках — другая. Во-первых, считается, что харьковчанки — самые красивые. А вторая особенность: они с детства хотят учиться. Им говорят: «Девчонки, это не самое главное в жизни. Важнее удачно выйти замуж!» А они отвечают: «Нет, выйти замуж образованной гораздо интереснее».
Одна из таких характерных харьковчанок — с очень обычным именем Маша и неговорящей фамилией Иванова, дочка известного помещика Иванова, с детства отличалась местной особенностью. Маша родилась в 1840 году, и в 12 лет твердо заявила отцу, что желает учиться. Отец на это сказал: «Машенька, в Российской империи тебе не светит. Тут считается, что курица — не птица, Болгария — не заграница, а баба — не человек. Поэтому если хочешь учиться, вот тебе деньги, поезжай в Дрезден и получай образование там».
Маша прошла университетский курс, как вольный слушатель закончила Дрезденскую академию художеств. Потом она приехала в Санкт-Петербург, предъявила свои документы. Ей сказали: «Так не бывает, мы должны вас экзаменовать!»
Задача была — написать автопортрет маслом. Написала, экзамен сдала. Портрет сохранился, сейчас находится в коллекции Русского музея. Первой в истории Российской империи она получила диплом женщины-художника.
Одна из таких характерных харьковчанок — с очень обычным именем Маша и неговорящей фамилией Иванова, дочка известного помещика Иванова, с детства отличалась местной особенностью. Маша родилась в 1840 году, и в 12 лет твердо заявила отцу, что желает учиться. Отец на это сказал: «Машенька, в Российской империи тебе не светит. Тут считается, что курица — не птица, Болгария — не заграница, а баба — не человек. Поэтому если хочешь учиться, вот тебе деньги, поезжай в Дрезден и получай образование там».
Маша прошла университетский курс, как вольный слушатель закончила Дрезденскую академию художеств. Потом она приехала в Санкт-Петербург, предъявила свои документы. Ей сказали: «Так не бывает, мы должны вас экзаменовать!»
Задача была — написать автопортрет маслом. Написала, экзамен сдала. Портрет сохранился, сейчас находится в коллекции Русского музея. Первой в истории Российской империи она получила диплом женщины-художника.
Главная особенность харьковчанок — они с детства хотят учиться
Зачем Марии Дмитриевне нужен был диплом? Как художнику, он не был ей нужен. Но у нее была мечта: открыть частную художественную школу в родном городе. А для этого нужны документы, что она имеет право преподавать. Вернувшись в Харьков, попросила у матери 500 рублей на аренду помещения для первой частной художественной школы. Но харьковчане — люди очень практичные. Они спросили: какие перспективы в академической художественной школе? Должна быть прикладная сторона: курс лепки и художественного оформления фасадов, изготовления кованных балконных ограждений и всего прочего — тогда это будет востребовано в городе.
Прислушавшись к пожеланиям, в 1869 году Мария Дмитриевна открывает художественно-прикладную школу. На тот момент ей было 29 лет. На должность преподавателя черчения приглашает Сергея Раевского, и вскоре становится Марией Раевской-Ивановой. Отсюда началась вся история художественного образования юга Российской империи. Школа взяла огромное количество наград на всероссийских выставках. Среди ее выпускников — такие как Бекетов, Первухин, Васильковский. Ее воспитанник Петр Кончаловский, внуки которого —всем известные Андрон и Никита. Всего она подготовила более 300 художников, которые продолжили образование в Москве и Петербурге.
Школа просуществовала чуть больше 30 лет. К концу этого срока Мария Дмитриевна полностью ослепла. Она мечтала, чтобы в городе открылась следующая ступень художественного образования. И поскольку была женщиной энергичной, таким локомотивом, то добилась, что в Харькове открылось не частное, а городское художественное училище. В отличие от многих известных личностей, ни памятника, ни улицы, ни мемориальной доски Раевской в Харькове нет.
Прислушавшись к пожеланиям, в 1869 году Мария Дмитриевна открывает художественно-прикладную школу. На тот момент ей было 29 лет. На должность преподавателя черчения приглашает Сергея Раевского, и вскоре становится Марией Раевской-Ивановой. Отсюда началась вся история художественного образования юга Российской империи. Школа взяла огромное количество наград на всероссийских выставках. Среди ее выпускников — такие как Бекетов, Первухин, Васильковский. Ее воспитанник Петр Кончаловский, внуки которого —всем известные Андрон и Никита. Всего она подготовила более 300 художников, которые продолжили образование в Москве и Петербурге.
Школа просуществовала чуть больше 30 лет. К концу этого срока Мария Дмитриевна полностью ослепла. Она мечтала, чтобы в городе открылась следующая ступень художественного образования. И поскольку была женщиной энергичной, таким локомотивом, то добилась, что в Харькове открылось не частное, а городское художественное училище. В отличие от многих известных личностей, ни памятника, ни улицы, ни мемориальной доски Раевской в Харькове нет.
Памятник Алексею Алчевскому в сквере Победы на углу улиц Чернышевского и Жён Мироносиц
Кстати, у Марии Дмитриевны была подруга, харьковчанка не по рождению, а по желанию учиться. Христина Даниловна Журавлева (по мужу — Алчевская) не просто хотела учиться сама, она еще хотела учить других людей. Это ключевой женский персонаж нашей истории про то, как богатый муж любит умную жену. Семейство Алчевских было одними из главных меценатов Харькова. Сама Алчевская считала своей задачей просвещение и формировала образовательную политику. На деньги мужа, крупнейшего банкира, капиталиста, финансиста, она открывала воскресные школы, а также школы для женщин и неимущих.
В конце 19 века они были создателями первого просветительского кружка для городской интеллигенции, целью которого было развитие украинской культуры. Алексей Алчевский давал деньги, а энергия его жены направлялась на то, чтобы эти деньги работали. Первая абетка была издана в Харькове Алчевским. Первый бюст Шевченко был создан в Харькове учеником Марии Дмитриевны Раевской скульптором Беклемишевым. Кстати, городские власти запретили устанавливать этот бюст. Тогда Алексей Кириллович заметил, что на территории собственной харьковской усадьбы он может поставить бюст кому угодно. После разорения и самоубийства Алчевского памятник долгое время хранился в семье, а при переезде столицы в 1934 году он попал в Киев, и киевляне видят его в вестибюле музея Тараса Шевченко на одноименном бульваре.
В конце 19 века они были создателями первого просветительского кружка для городской интеллигенции, целью которого было развитие украинской культуры. Алексей Алчевский давал деньги, а энергия его жены направлялась на то, чтобы эти деньги работали. Первая абетка была издана в Харькове Алчевским. Первый бюст Шевченко был создан в Харькове учеником Марии Дмитриевны Раевской скульптором Беклемишевым. Кстати, городские власти запретили устанавливать этот бюст. Тогда Алексей Кириллович заметил, что на территории собственной харьковской усадьбы он может поставить бюст кому угодно. После разорения и самоубийства Алчевского памятник долгое время хранился в семье, а при переезде столицы в 1934 году он попал в Киев, и киевляне видят его в вестибюле музея Тараса Шевченко на одноименном бульваре.
Байка вторая, студенческая
История Харькова — это не про музеи, и даже не про женщин или мужчин. Это история про другое. Харьков ассоциируется у нехарьковчан со многими стереотипными вещами: крупный промышленно-индустриальный центр, огромный железнодорожный узел. Но город сделали таким, какой он есть, не заводы и не железная дорога, а совершенно авантюрная затея одного харьковчанина в конце 18 века.
Это был юноша аристократического происхождения. По моде того времени его отправили учиться в Санкт-Петербург в кадетский корпус. Он не хотел быть военным, мечтал учиться в университете, но университет в империи тогда был всего один — в Москве. И он не придумал ничего лучше, как дезертировать, чтобы учиться в университете Гейдельберга (университет имени Рупрехта и Карла — старейший и один из наиболее престижных в Германии, — авт.).
Времена Павла I были не самыми либеральными. Павел велел беглеца догнать, поймать и арестовать. Юноша был хитрым, поэтому написал императору очень умное письмо, где говорил: «Я не пытаюсь оправдаться, но хочу объяснить свою мотивацию. Я понимал, что из меня получится очень плохой офицер, но хороший ученый. Как ученый, принесу гораздо большую пользу Родине». Павел прочел письмо, похвалил автора: «Молодец, хорошо сформулировал, Вася!» — и простил беглеца.
Это был юноша аристократического происхождения. По моде того времени его отправили учиться в Санкт-Петербург в кадетский корпус. Он не хотел быть военным, мечтал учиться в университете, но университет в империи тогда был всего один — в Москве. И он не придумал ничего лучше, как дезертировать, чтобы учиться в университете Гейдельберга (университет имени Рупрехта и Карла — старейший и один из наиболее престижных в Германии, — авт.).
Времена Павла I были не самыми либеральными. Павел велел беглеца догнать, поймать и арестовать. Юноша был хитрым, поэтому написал императору очень умное письмо, где говорил: «Я не пытаюсь оправдаться, но хочу объяснить свою мотивацию. Я понимал, что из меня получится очень плохой офицер, но хороший ученый. Как ученый, принесу гораздо большую пользу Родине». Павел прочел письмо, похвалил автора: «Молодец, хорошо сформулировал, Вася!» — и простил беглеца.
Императора скоро убили, новым правителем стал его сын Александр, которому наш герой написал следующее письмо, где изложил, в чем он видит главную проблему империи. «Империя огромная, — писал он, — и на всю эту огромную империю — один университет в Москве. И все образованные люди находятся в Москве и Санкт-Петербурге. Никого нет в Киеве, Одессе, Харькове, Сибири, Урале, на севере империи. Развиваться так государство больше не может.
Решить вопрос можно двумя способами: плохим и хорошим. Плохой способ: мы в десятки раз увеличиваем набор в Московский университет. Почему это плохо? Потому что гнать парня за тысячи километров из Иркутска или Екатеринбурга в Москву — глупо. Но если уж мы его пригоним туда, то через пять лет назад в свой Иркутск не вернется, а поедет делать карьеру в Питер. И опять никого не будет в провинции, все будут по-прежнему концентрироваться в столицах. Хороший способ решить проблему — открыть, например, в Иркутске университет. Тогда парня никуда гнать не надо, а через пять лет, когда он свой университет закончит, в городе появится образованный специалист».
Император вызвал умного юношу, который мог писать такие прекрасные письма, и спросил: «Как тебя зовут?»
Решить вопрос можно двумя способами: плохим и хорошим. Плохой способ: мы в десятки раз увеличиваем набор в Московский университет. Почему это плохо? Потому что гнать парня за тысячи километров из Иркутска или Екатеринбурга в Москву — глупо. Но если уж мы его пригоним туда, то через пять лет назад в свой Иркутск не вернется, а поедет делать карьеру в Питер. И опять никого не будет в провинции, все будут по-прежнему концентрироваться в столицах. Хороший способ решить проблему — открыть, например, в Иркутске университет. Тогда парня никуда гнать не надо, а через пять лет, когда он свой университет закончит, в городе появится образованный специалист».
Император вызвал умного юношу, который мог писать такие прекрасные письма, и спросил: «Как тебя зовут?»
Харьковчанин — не тот, кто в Харькове родился, а тот, кто тут учился
— Вася Каразин, — ответил тот.
— С какого города начнем, Вася? Где откроем первый провинциальный университет Российской империи?
— Я из Харькова, там и откроем, — сказал Вася.
— А почему в Харькове? Дыра же, зачем там? Может, лучше в Киеве?
Не было никакой логики в происходящем, просто Каразин очень хотел открыть университет именно в своем городе. Он фактически предложил императору готовое решение.
— Чтобы открыть университет в городе, нужны четыре вещи: студенты, профессора, здание и деньги, — пояснил он. — Студенты в Харькове есть. Это выпускники коллегиума — учебного заведения, которое славится, например, тем, что в нем преподавал Сковорода. Одно из трех крупнейших учебных заведений тогдашней Украины. Профессоров найдем. Вызовем, выпишем из Германии. Я напишу своему другу Гете: «Дорогой Иоганн, пришли нам пожалуйста немецких профессоров».
И действительно, первый профессорский корпус харьковского университета — это 26 профессоров, приехавших сюда из Германии.
— Теперь про здание. Губернатор Иван Бахтин отдает свой губернаторский дворец под университет, лишь бы его открыли. А деньги? Харьковчане — дивные люди. Они сами собрали деньги ради того, чтобы этим студентам продавать семечки, водку и все прочее. Потому что если в городе есть студенты, в нем есть бизнес и торговля.
У Каразина все получилось, и он открыл в 1805 году первый провинциальный университет в истории Российской империи. И вся история этого города, его карма и все, что здесь происходит, — не промышленная, железнодорожная или индустриальная, это история города-университета. И сейчас на полуторамиллионный город — триста тысяч студентов. Каждый пятый — студент. Они приезжают в город и… Не уезжают, остаются здесь. Харьковчанин — не тот, кто в Харькове родился, а тот, кто тут учился.
— С какого города начнем, Вася? Где откроем первый провинциальный университет Российской империи?
— Я из Харькова, там и откроем, — сказал Вася.
— А почему в Харькове? Дыра же, зачем там? Может, лучше в Киеве?
Не было никакой логики в происходящем, просто Каразин очень хотел открыть университет именно в своем городе. Он фактически предложил императору готовое решение.
— Чтобы открыть университет в городе, нужны четыре вещи: студенты, профессора, здание и деньги, — пояснил он. — Студенты в Харькове есть. Это выпускники коллегиума — учебного заведения, которое славится, например, тем, что в нем преподавал Сковорода. Одно из трех крупнейших учебных заведений тогдашней Украины. Профессоров найдем. Вызовем, выпишем из Германии. Я напишу своему другу Гете: «Дорогой Иоганн, пришли нам пожалуйста немецких профессоров».
И действительно, первый профессорский корпус харьковского университета — это 26 профессоров, приехавших сюда из Германии.
— Теперь про здание. Губернатор Иван Бахтин отдает свой губернаторский дворец под университет, лишь бы его открыли. А деньги? Харьковчане — дивные люди. Они сами собрали деньги ради того, чтобы этим студентам продавать семечки, водку и все прочее. Потому что если в городе есть студенты, в нем есть бизнес и торговля.
У Каразина все получилось, и он открыл в 1805 году первый провинциальный университет в истории Российской империи. И вся история этого города, его карма и все, что здесь происходит, — не промышленная, железнодорожная или индустриальная, это история города-университета. И сейчас на полуторамиллионный город — триста тысяч студентов. Каждый пятый — студент. Они приезжают в город и… Не уезжают, остаются здесь. Харьковчанин — не тот, кто в Харькове родился, а тот, кто тут учился.
Байка третья, режиссерская
Памятник Шевченко при входе на центральную аллею сада Шевченко со стороны улицы Сумской
А любимое место студентов — это сад Шевченко. Еще в столичные годы в Харькове решили объединить несколько садов — университетский, ботанический и сад коммерческого клуба (тогда — профсоюзный) — в один городской сад имени Шевченко. Раз такое дело, то на входе в сад обязательно должен стоять памятник. Был объявлен конкурс. Выбрали работу ленинградского скульптора, академика Матвея Манизера, который выполнил проект в традиционной реалистичной манере: Шевченко наверху, а внизу — персонажи его произведений. Спросили: а что там делают комсомолка, шахтер и прочие? А это представители семьи вольной, новой, был дан ответ.
Хотя это самый большой и известный памятник Шевченко, его не любят: стилистически он очень советский. Но если про памятник рассказать две-три байки, он перестает быть таким академичным и пафосным. Напомню, все байки правдивые!
Хотя это самый большой и известный памятник Шевченко, его не любят: стилистически он очень советский. Но если про памятник рассказать две-три байки, он перестает быть таким академичным и пафосным. Напомню, все байки правдивые!
Матвей Манизер сказал, что не может работать без подходящей натуры и выразительных натурщиков. Скульптор искал своих персонажей — Катерину, Висіченого кріпака, Повсталого Гайдамаку. Ему подсказали: «В это время в Харькове работает самый звездный и прекрасный театр «Березіль» Леся Курбаса. Его актеры — идеальные натурщики. Они, как никто другой, сыграют нужные образы». В итоге лучшей портретной галереи корифеев украинской сцены, чем эта, не существует. С ребенком — Наталья Михайловна Ужвий, дальше — Амвросий Бучма. Повсталый Гайдамака — Лесь Сердюк-старший и так далее.
Мне довелось проверить эту историю на замечательном художнике академике Сергее Якутовиче. Рассказал ему про памятник, он говорит: «Точно, это ж Наталья Михайловна! Я ее помню уже в годах, а тут она еще совсем молодая. Какой Манизер был отличный скульптор, похожа ведь! О, а вот Сердючок-старший, я же с сыном знаком!»
Так мы обходим весь памятник, и тут Якутович спрашивает: «А кто эта последняя девушка-комсомолка с книгой?»
Это Наталья Щекотихина. Не актриса театра, а просто школьная пионервожатая, которая гуляла по саду со своими подопечными. Манизер увидел ее и сказал: «Будьте моей комсомолкой!»
Мне довелось проверить эту историю на замечательном художнике академике Сергее Якутовиче. Рассказал ему про памятник, он говорит: «Точно, это ж Наталья Михайловна! Я ее помню уже в годах, а тут она еще совсем молодая. Какой Манизер был отличный скульптор, похожа ведь! О, а вот Сердючок-старший, я же с сыном знаком!»
Так мы обходим весь памятник, и тут Якутович спрашивает: «А кто эта последняя девушка-комсомолка с книгой?»
Это Наталья Щекотихина. Не актриса театра, а просто школьная пионервожатая, которая гуляла по саду со своими подопечными. Манизер увидел ее и сказал: «Будьте моей комсомолкой!»
В 2012 году мой товарищ Олесь Санин, режиссер фильма «Поводырь», привез группу в Харьков, чтобы готовить локации и площадки для съемок. И Якутович говорит: «Максим, я считаю, историю с памятником надо использовать. Девушка на памятнике похожа на Джамалу, которая играет у нас главную роль».
Я подумал: он же академик, ему виднее. В итоге в фильме есть сцена, где Ольга Левицкая (героиня певицы Джамалы) позирует Манизеру для скульптурной группы памятника Шевченко в Харькове. Кстати, когда снимали, Санин сказал: «Максим, я работаю по Станиславскому, найди мне скульптора. Я могу взять актера, который сделает вид, будто что-то лепит, но если это будут руки скульптора…»
Мы поехали к харьковскому скульптору Сейфаддину Гурбанову. Тот сказал: «Конечно, для меня большая честь сыграть руки скульптора Манизера своими руками скульптора Гурбанова». Поэтому сцена в фильме была очень убедительной. Снимали ее в последний день пребывания группы в Харькове. Ждать пришлось долго, скульптору и Джамале было скучно. К тому моменту, как съемочная группа зашла в мастерскую, Гурбанов уже заканчивал первый прижизненный бюст Джамалы. Сейчас он находится в Киеве.
Я подумал: он же академик, ему виднее. В итоге в фильме есть сцена, где Ольга Левицкая (героиня певицы Джамалы) позирует Манизеру для скульптурной группы памятника Шевченко в Харькове. Кстати, когда снимали, Санин сказал: «Максим, я работаю по Станиславскому, найди мне скульптора. Я могу взять актера, который сделает вид, будто что-то лепит, но если это будут руки скульптора…»
Мы поехали к харьковскому скульптору Сейфаддину Гурбанову. Тот сказал: «Конечно, для меня большая честь сыграть руки скульптора Манизера своими руками скульптора Гурбанова». Поэтому сцена в фильме была очень убедительной. Снимали ее в последний день пребывания группы в Харькове. Ждать пришлось долго, скульптору и Джамале было скучно. К тому моменту, как съемочная группа зашла в мастерскую, Гурбанов уже заканчивал первый прижизненный бюст Джамалы. Сейчас он находится в Киеве.
Байка четвертая, строительная
В 1925 году Харьков был столицей Советской Украины. Для города стало огромным несчастьем и головной болью, потому что он не был рассчитан на такое количество приезжих. За 10 лет Харьков вырос втрое по количеству населения. В 1915 было 70 тысяч жителей, а в 1925-м — 270 тысяч.
В отличие от Киева, тут практически не было общественных зданий. Где, например, нужно поселить Совнарком? Пришлось в бывшем особняке пивного короля. Наркомат труда обосновался в доходном доме страхового общества. Это ужасно, потому что нормальное делопроизводство в лабиринтах доходного дома невозможно.
Во времена нэпа богатые тресты сидели в таком доходном доме. Проблему стали решать собственными силами и возможностями: сахартрест, угольтрест и прочие (всего 22 треста) собрали деньги вскладчину и попросили у городских властей построить для них центр, в котором будет удобно работать. А те и говорят: «Мы на эти деньги построим первый советский небоскреб».
Объявили конкурс, на который поступило 19 проектов. Победил проект «Незваный гость» трех архитекторов из Ленинграда: Серафимова, Кравца и Фельгера. Комплекс должен было стать самым большим зданием в Европе. У победителей конкурса спросили: «А вы сможете это построить?» И те ответили: «Нет, вы хотели от нас визуализацию, образ. А чтобы строить, нужны очень компетентные строители. Ищите инженера».
В отличие от Киева, тут практически не было общественных зданий. Где, например, нужно поселить Совнарком? Пришлось в бывшем особняке пивного короля. Наркомат труда обосновался в доходном доме страхового общества. Это ужасно, потому что нормальное делопроизводство в лабиринтах доходного дома невозможно.
Во времена нэпа богатые тресты сидели в таком доходном доме. Проблему стали решать собственными силами и возможностями: сахартрест, угольтрест и прочие (всего 22 треста) собрали деньги вскладчину и попросили у городских властей построить для них центр, в котором будет удобно работать. А те и говорят: «Мы на эти деньги построим первый советский небоскреб».
Объявили конкурс, на который поступило 19 проектов. Победил проект «Незваный гость» трех архитекторов из Ленинграда: Серафимова, Кравца и Фельгера. Комплекс должен было стать самым большим зданием в Европе. У победителей конкурса спросили: «А вы сможете это построить?» И те ответили: «Нет, вы хотели от нас визуализацию, образ. А чтобы строить, нужны очень компетентные строители. Ищите инженера».
Такого инженера нашли в Харькове — Павел Роттерт.
— Да, я могу это построить, но мне нужны три вещи: специалисты, деньги и технологии, — сказал он.
На что ему ответили: «Паша, ничего этого нет, но строить надо!» Тогда Роттер сел на поезд и отправился в Москву, на прием к министру Феликсу Дзержинскому, показал ему чертеж: «Вот это мы хотим построить в Харькове».
— На хрена? — удивился Дзержинский.
— Чтобы иностранцы в нас поверили и оценили серьезность наших намерений. Чтобы удивить Европу.
— А почему тогда в Харькове, а не в Москве?
— Потому что если мы опозоримся, то в Харькове это будет не так заметно, как в Москве.
-— Хорошо, а я тебе зачем? — поинтересовался Феликс Эдмундович.
-— Мне нужны люди, техника, деньги.
— Людей нет, мы почти всех расстреляли, техники нет, потому что ее нужно покупать за валюту, а ее тоже нет. Зато я могу дать тебе совет: назовите эту стройку моим именем. И если найдется хоть один смельчак, который не даст денег на Дзержинского, жизнь его будет, мягко говоря, не сахар.
— Да, я могу это построить, но мне нужны три вещи: специалисты, деньги и технологии, — сказал он.
На что ему ответили: «Паша, ничего этого нет, но строить надо!» Тогда Роттер сел на поезд и отправился в Москву, на прием к министру Феликсу Дзержинскому, показал ему чертеж: «Вот это мы хотим построить в Харькове».
— На хрена? — удивился Дзержинский.
— Чтобы иностранцы в нас поверили и оценили серьезность наших намерений. Чтобы удивить Европу.
— А почему тогда в Харькове, а не в Москве?
— Потому что если мы опозоримся, то в Харькове это будет не так заметно, как в Москве.
-— Хорошо, а я тебе зачем? — поинтересовался Феликс Эдмундович.
-— Мне нужны люди, техника, деньги.
— Людей нет, мы почти всех расстреляли, техники нет, потому что ее нужно покупать за валюту, а ее тоже нет. Зато я могу дать тебе совет: назовите эту стройку моим именем. И если найдется хоть один смельчак, который не даст денег на Дзержинского, жизнь его будет, мягко говоря, не сахар.
И действительно, собрали необходимую сумму для строительства. Но главное сделал не Дзержинский, который умер через несколько месяцев после этого разговора. Роттерт собрал в Харькове молодых людей. Тогда, в начале 1926 года был очень высокий уровень безработицы. Роттерт сказал собравшимся: «Вы будете работать, но есть одно условие: работать будут только те, кто после работы согласен учиться. Прежде чем строить здание, мы построим школу рабочей молодежи».
Не имея никакой техники, голыми руками эти люди отгрохали первое здание Госпрома. Когда закончили стройку, Роттерта вызвали в Москву и говорят: «Бери свои три тысячи мальчиков, которые прошли у тебя опыт строительства, и езжай с ними в Запорожье. Ты теперь главный инженер строительства Днепрогэса. А все специалисты, которые прошли школу бетоностроя, будут строить плотину через Днепр».
Когда они залили плотину, Роттерта опять вызвали в Москву:
— Бери все свои три тысячи мальчиков и езжайте в Москву копать метро.
Роттерт — главный инженер строительства московской подземки. 85% проектировщиков — харьковчане. Архитекторы, оформившие станции московского метрополитена (Душкин, Лихтенберг, Таранов, Кравец), — харьковчане со стройки Госпрома. Даже логотип московского метро — буква «М» — разработан Иваном Тарановым.
Госпром стал школой профессионализма. А еще он повлиял на отечественных скептиков, которые, конечно, не верили в эту затею, пока не увидели, как один за другим возводятся корпуса. Многие подумали: «Если у них получилось, то и у меня получится». Это был катализатор очень короткого периода, который получил название «украинский ренессанс». Процесс запустился и в науке: открылся украинский физико-технический институт, где руководил отделом будущий нобелевский лауреат Ландау. Это касалось авиастроения и еще многих сфер. И все это запустил Госпром, который доказал, что мечты сбываются, если очень этого хотеть.
И главное — он очень красив. Возможно, не все со мной согласятся. Говорят, что архитектура — это музыка в камне. Музыка бывает разной: бывает Моцарт, Штраус, джаз. Госпром — это джаз в бетоне, а мы в Харькове любим джаз.
Не имея никакой техники, голыми руками эти люди отгрохали первое здание Госпрома. Когда закончили стройку, Роттерта вызвали в Москву и говорят: «Бери свои три тысячи мальчиков, которые прошли у тебя опыт строительства, и езжай с ними в Запорожье. Ты теперь главный инженер строительства Днепрогэса. А все специалисты, которые прошли школу бетоностроя, будут строить плотину через Днепр».
Когда они залили плотину, Роттерта опять вызвали в Москву:
— Бери все свои три тысячи мальчиков и езжайте в Москву копать метро.
Роттерт — главный инженер строительства московской подземки. 85% проектировщиков — харьковчане. Архитекторы, оформившие станции московского метрополитена (Душкин, Лихтенберг, Таранов, Кравец), — харьковчане со стройки Госпрома. Даже логотип московского метро — буква «М» — разработан Иваном Тарановым.
Госпром стал школой профессионализма. А еще он повлиял на отечественных скептиков, которые, конечно, не верили в эту затею, пока не увидели, как один за другим возводятся корпуса. Многие подумали: «Если у них получилось, то и у меня получится». Это был катализатор очень короткого периода, который получил название «украинский ренессанс». Процесс запустился и в науке: открылся украинский физико-технический институт, где руководил отделом будущий нобелевский лауреат Ландау. Это касалось авиастроения и еще многих сфер. И все это запустил Госпром, который доказал, что мечты сбываются, если очень этого хотеть.
И главное — он очень красив. Возможно, не все со мной согласятся. Говорят, что архитектура — это музыка в камне. Музыка бывает разной: бывает Моцарт, Штраус, джаз. Госпром — это джаз в бетоне, а мы в Харькове любим джаз.
Понравилась статья? Поблагодари автора!
По Харькову гуляли и байки слушали
Светлана Максимец
Текст
Андрей Карпец
Фото
Материал подготовлен
при содействии банка ПУМБ.
при содействии банка ПУМБ.