— Как открывают новых звезд среди молодых танцоров?

— В первую очередь расскажу о Насте Шевченко. Помню, когда я еще не пришла в театр, мне позвонила чья-то мама и попросила поставить дочери танец для конкурса. У меня совершенно не было времени, и я пребывала в унынии, но совсем отказывать было неудобно. Я предложила: «Давайте мой ученик поставит номер».

Уже когда работала в театре, в разговоре с Настей случайно вспомнила эту историю, и Настя тихо сказала: «Ой, а это была моя мама». Я растерялась, а потом сказала: «Вот видишь, Настенька, я должна была тебе номер поставить, а в итоге целый балет поставила». Мое первое впечатление о Шевченко сложилось после премьеры «Баядерки»: все девочки как девочки, а эта сияет убежденностью, что балет — самое большое великолепие. На сегодняшний день Настя стала самым большим моим откровением.

Конечно, я выделяю Никиту Сухорукова. Еще не имела чести здесь служить, но уже слышала о Сухорукове, который на конкурсе под председательством Юрия Григоровича в Москве выиграл третью премию. А увидела его, когда меня пригласили в детский музыкальный театр для постановки спектакля «Золушка». Придя в Нацоперу, я нашла друга Никиты, Сергея Кривоконя, поговорила с ним. На следующий день мне перезвонил сам Никита, и мы договорились о встрече. И это было огромным счастьем, потому что он невероятно талантливый и интеллектуальный танцовщик! За это я их с Настей так выделяю, они представители совсем иной формации артистов. Никита подходит к каждой партии ювелирно, его работой можно любоваться, он считывает все, о чем только думаешь.

Удивительная девочка Юля Москаленко обладает светлой природой, это Аврора по жизни. Она не только интересна с точки зрения техники, но и обладает яркой индивидуальностью. Таня Лезова более опытная балерина, она — одно из первых моих открытий. В Париже импрессарио говорили: «Так умно, как работает она, не делает никто». Она творит на сцене чудо, теплое и искреннее.

Мы долго боролись, чтобы Станислав Ольшанский пришел к нам из Львовской оперы. У нас с ним непростые отношения, но он безумно талантлив и по праву занял здесь положение премьера. Он способен на какие-то совершенно неожиданные и яркие действия на сцене. Ярослав Ткачук — это особенное обаяние и собственный фан-клуб. Он занимает свою нишу и умеет делать неповторимое.

Боюсь, что не перечислю всех, но сейчас у нас большой корпус солистов, о котором может мечтать любой театр. Они все очень разные и индивидуальные. Это как краски на палитре, без разных оттенков не создашь полотен Моне и Ренуара.

— Почему танцовщицам запрещено загорать и для чего артистам читать литературу и изучать историю?

— В балете всегда были требования к росту, весу и в целом к внешнему виду. Балеринам нельзя кушать и нельзя загорать, артисткам запрещен солярий. Это европейская традиция в воплощении романтических образов. Есть балет «Дон Кихот», в котором южный колорит, страстная женщина, образ которой требует темного тона кожи. Иногда мы его достигаем специальными средствами. Но снежинки в «Щелкунчике» и лебеди в «Лебедином озере», вилиcы в «Жизели» должны быть бледными, воздушными, прячущимися от солнца, традиционно образам романтических балетов.

Что касается второго — да, я очень люблю тех, кто читает, смотрит, интересуется. Причем, не только балетом. Мне нравится, что в Париже Настя Шевченко ходила в музей Ив Сен Лорана. Не только он, но многие модельеры работали с балетом — и Гальяно, и Лагерфельд. Чем больше человек знает, тем больше он может рассказать . Мы должны обращаться к умному зрителю. А чтобы настаивать на своем, надо обладать определенными знаниями. Я всегда говорю артистам: «Вы же не думаете, что мы здесь такие умные, а в зрительном зале собираются глупые люди?»

— Вы с труппой недавно вернулись из Франции, где триумфально прошли ваши гастроли в Театре Елисейских полей (Théâtre des Champs Elysées). Как вам Париж, а Парижу — наш «Щелкунчик»?

— Париж, конечно, город многих жизней. Чтобы его познать, нужно прожить там несколько жизней. Каждый уголок этого города говорит о том, что здесь проживало и творило множество талантливых людей. Было очень приятно встретить наших артистов на экскурсии в Лувре, в музеях Орсе и Дали, на Монмартре и других знаковых местах. Приятно, что это поколение начинает с того, что моментально впитывает этот дух просвещения и по-своему его воспринимает. Конечно, мы посетили Гранд-Опера. С Настей Шевченко были на «Даме с камелиями», потому что в Киеве я ставила «Даму с камелиями» именно на нее. Выяснилось, что на этом же спектакле был и Никита Сухоруков, который у нас исполняет партию Александра.

Французы принимали нас с такими любовью и уважением, каких мы не могли даже предположить. Представители приглашающей стороны сказали: «После вашего триумфального вхождения в Париж мы намерены в ближайшее время приехать в Киев для продолжения нашего сотрудничества». И во многих беседах при обсуждении наших гастролей звучало слово «прорыв». Конечно, потрясло, когда мы увидели рекламу нашего «Щелкунчика» на огромных афишах в метро, на городских автобусах, хотя все билеты до нашего приезда уже были проданы. Впервые наш диск продавался в Гранд-опера рядом с записями балетов Нуреева и другими громкими именами.

Парижане — публика очень избирательная, но если они видят, что перед ними настоящее, то дарят тебе свои эмоции сполна. Хотя сначала мы испугались: где у нас принято аплодировать, стояла тишина. Спектакль идет, в зале тихо, у нас нервы. Но в конце — шквал, гром, овации. От четырех до шести раз поднимался занавес, нас долго не отпускали. Они кричат, неистово выражая свою любовь.

Мы познакомились с коллегами из Гранд-опера. Посетив наш спектакль, Клод Бесси*, выступая по радио, посоветовала артистам Гранд-опера посмотреть наши спектакли как пример «настоящего балета». «Понимаете, Европу сейчас заполонила псевдосовременность, увлеченность формой, что и стало самоцелью. А вот танцевальность окрашенная духовностью, погружение в сказку, — это и есть настоящий балет», — сказала она.

*Клод Бесси — знаменитая балерина, в течение 30 лет возглавлявшая балетную школу при парижской опере.

— Что еще в планах на этот год?

— Французские коллеги предложили свое участие и помощь во взаимодействии с фондом Ролана Пети*, мы говорили о возможности постановки трех балетов. Есть замыслы и с моей стороны, но сейчас я взяла тайм-аут после нескольких крупных постановок.

*Ролан Пети — французский танцовщик и хореограф, один из признанных классиков балета XX века.

— Как принимается решение о заграничных гастролях, кто занимается этим вопросом?

— Предложение о гастролях в той или иной стране принимает генеральный директор и художественный руководитель театра Петр Чуприна после обсуждений с главными специалистами. Дальше включается творческая часть и начинается репетиционный период. Организацией и подготовкой занимается международный отдел, который контролирует и обеспечивает возможность нашего участия в предложенных гастролях.

От момента получения приглашения до гастролей проходит в среднем год, бывает, что и два. Это длительный процесс. Иногда все происходит стремительно: помню, когда решилось за три месяца, но это катастрофически быстро. Это были партнеры, с которыми мы часто работали. На 2020 год наши постоянные партнеры из Греции, у которые заказывали балет «Снежная королева», настоятельно предлагают нам следующую премьеру. Так идет постоянная и ответственная работа на перспективу.

— В каких странах легче, в каких сложнее работать?

— Я люблю те страны, которые ментально ближе нам. Сейчас в восторге от Франции. Есть страны, где нами просто восхищаются. Для любого артиста ценно, когда не просто нравится, но еще и понимают само искусство балета. Поэтому мне близки европейские страны. Всегда хорошая публика в Канаде и Японии.

— Как люди приходят в балет?

— Сейчас, как и прежде, поступают и заканчивают специализированные учебные заведения. Но если раньше проводилась большая работа по профориентации, селекции таких детей, то сейчас есть и платные студенты. Это не хорошо и не плохо, но оставляет свой отпечаток.

Я частый председатель выпускной госкомиссии в Академии имени Сержа Лифаря, так что имею возможность заранее знакомиться с этими детьми. Раньше после выпускных молодых артистов пачками забирали в другие театры и страны. Мы с директором балета Сергеем Скузем постоянно ездим по учебным заведениям страны, принимаем участие в выпускных экзаменах. Вообще я девушка коварная: если прознаю, что в каком-то театре есть кто-то, кто меня профессионально взволнует, то приму меры. Так ведется большая селекционная работа по Украине. Пусть меня простят коллеги (и они прощают), но в первый театр страны мы собираем лучшие силы.

— Что делать артисту, когда он понял, что не станет звездой в балете: уходить и искать себя где-то еще или оставаться таким крепким середнячком?

— Поздно куда-либо уходить. Если это настоящий артист, он всегда надеется, что сделает что-то выдающееся. Да, может не дойти до самого верха, но точно вырастет и будет незаменим на своем месте. И у нас масса таких примеров: Владимир Кутузов, Максим Белокриницкий, Владислав Ромащенко — это сильнейшие танцовщики, без которых труппа на сегодняшний день существовать не может. Того, что делают они, не смогут сделать ведущие мастера сцены, пусть они меня простят. Такая же ситуация и у балерин.

— Уход из балета по возрасту — это крах? Что делать потом, как себя искать?

— Из наблюдений, конечно, это крах. Человек привыкает к театру, считает его частью жизни, столько ему отдает, что очень тяжело принять тот факт, что театр продолжает тебя любить, но возраст неумолим для всех. Мы даем время, чтобы человек прошел переходный период и осознал этот факт. Дело не только в физических возможностях, нельзя же быть Джульеттой или юной Кларой всю жизнь.

Безусловно, примеры счастливых уходов тоже есть. Многие начинают преподавать, заниматься организационной и репетиторской деятельностью, реализацией творческих проектов. Трагедии для мыслящего человека в этом нет. Но конечно, расставание с театром и публикой — болезненный процесс, особенно для премьеров.

— Есть ли в главном театре страны место современному балету и эксперименту или он неуместен в храме классики?

— Я считаю, мы немного запутались в этом вопросе. Если посмотреть на все последние спектакли без костюмов, вы увидите абсолютно современные решения и хореографический язык, живые диалоги и монологи. Что еще сделать? Снять пальцевые туфли? Ну, ничего себе! Классический танец — это уникальное искусство, которому мы учились много лет, это такое же уникальное достижение человечества, как колесо. Почему вдруг «пальцы» стали несовременными?

У нас есть прекрасный театр современной хореографии Раду Поклитару, мы же не требуем, что там танцовщики стали на пуанты и делали то, чем мы занимаемся. Давайте общаться по адресу и не путать жанры: каждый вид искусства должен развиваться и быть современным, но джаз должен оставаться джазом, а классический танец — главным выразительным средством для балета.

— Должна ли Национальная опера стремиться к самоокупаемости или государство обязано ее поддерживать?

— Искусство — это лицо и идеология государства. Конечно, оно поддерживает нас, как поддерживает спорт и науку. Так было всегда.

— Лица, которые для обывателя воплощают государство, приходят послушать оперу, посмотреть балет? Есть ли у них именные ложи, получают ли они специальные приглашения?

— Да, приходят. Иногда получают приглашения, а иногда самостоятельно делают выбор. Я знаю многих, кто приходит посмотреть спектакли, но они этого не афишируют. Сейчас нет практики абонирования лож, но есть свои предпочтения. Мы знаем, кто у нас сидит на определенных местах: кто любит смотреть в первом ряду, а кто — в «царской» ложе.

У нас, как и в других странах: чем меньше заметно присутствие государства в лице официальных органов в работе театра, тем правильнее. Наш министр Евгений Нищук знает, что и как происходит у нас в театре, нас видят и знают, но при этом никто не третирует, и не назидает.

— Киевский поклонник балета — кто он?

— Есть костяк постоянных поклонников, мы знаем о них. Мы чувствуем по публике и реакции. По интересу к тому или иному спектаклю. Знаем, что есть определенные объединения интеллигентных людей, которые посещают спектакли. Это своего рода клубы по интересам к тому или другому исполнителю или спектаклю.

Вообще театральная публика в Киеве очень утвердилась и расширилась, зритель омолодился, он видит, что в театре идет живая работа. Плюс огромное количество иностранного зрителя — каких только языков не приходится слышать в зале, это замечательный букет!

— Для кого вы работаете — для престижа главного театра страны, для артистов и их реализации, для себя или для искусства в целом?

— Сложный вопрос. Как каждый человек в искусстве, я работаю для себя. Но работая для себя, я открываю миру талант артистов, эти артисты составляют наш театр, а театр их любит. Значит, я работаю и для него. Наверное, в каждом есть желание работать для искусства. Очень хочется войти, прикоснуться и остаться.