Раду Поклитару о танце, треше и талантах
Как меняют Украину танцевальные шоу, плохие дороги мешают гастролям, какой зритель выбирает модерн и появится ли в Киеве школа танцев Раду Поклитару — об этом всем один из известнейших хореографов страны рассказал Уикенду.
— Ваш театр Киев Модерн-Балет после Нового года получает новый статус — муниципальный. Для чего вы добивались статуса и что он дает?
— Киев Модерн-Балет становится муниципальным академическим театром. Изначально он создавался как меценатский: в 2006 году Владимир Филиппов предложил создать театр, и в течение 10 лет мы функционировали как частный театр. С наступлением кризиса 2009 года мы не смогли больше существовать на меценатские деньги. Благодаря помощи департамента культуры города Киева нам нашли ставки и большинство сотрудников театра Киев Модерн-Балет влилось в труппу Муниципального академического театра оперы и балета для детей и юношества, в здании которого мы сейчас и находимся.
Прошли годы. Чем дальше, тем становилось очевиднее, что путей развития в таком формате дальше нет. Мы совершенно другой театр по направлению и, несмотря на всю нашу дружбу с театром и его коллективом, нам надо идти самостоятельно. Поэтому в октябре прошлого года было инициировано выделение из состава мунициального театра оперы в отдельный муниципальный театр. Благодаря поддержке министра культуры Евгения Нищука мы уже имеем статус академического, так что теперь мы будем муниципальным академическим. Мы сейчас находимся на заключительной стадии, и несмотря на то, что вроде бы все хорошо, у меня есть тревожное чувство «успеем — не успеем». Бюрократическая машина очень медленная и неповоротливая. И несмотря на всю помощь департамента культуры Киева, Дианы Поповой, Николая Шуляка, мы все равно, на мой взгляд, двигаемся недостаточно быстро. С начала процесса прошел год и три месяца, при том что театр де-факто как творческий организм есть и вполне успешен.
С новым статусом мы обзаводимся собственной технической и репетиционной базой, сами распределяем доходы от спектаклей, получаем от государства поддержку на создание новых спектаклей и так далее. Так работают все театры, и почему бы так же не работать нам? У нас есть свой зритель, репертуар, творческие силы. Просто надо продолжать делать то же самое, только уже независимо.
— Как сейчас обстоит ситуация с танцорами? Хватает ли их театру? Как вы оцениваете их академическую подготовку?
— У нас очень мало артистов в балете с академической подготовкой — если мы под ней понимаем 8-9 лет обучения в балетном училище — четыре человека из 22. В основном я имею дело с людьми, которые занимаются современным танцем, имеют классическую подготовку и каждый день в театре занимаются на балетных уроках. Но это профессионалы современного танца. И этот симбиоз мне более интересен.
По подготовке ничего не скажу. Несмотря на то что я общаюсь и с директором киевского балетного училища, и у меня в постановках участвуют ребята, которые там учатся, я лично последний раз был в здании училища в 1985 году.
— Киев Модерн-Балет становится муниципальным академическим театром. Изначально он создавался как меценатский: в 2006 году Владимир Филиппов предложил создать театр, и в течение 10 лет мы функционировали как частный театр. С наступлением кризиса 2009 года мы не смогли больше существовать на меценатские деньги. Благодаря помощи департамента культуры города Киева нам нашли ставки и большинство сотрудников театра Киев Модерн-Балет влилось в труппу Муниципального академического театра оперы и балета для детей и юношества, в здании которого мы сейчас и находимся.
Прошли годы. Чем дальше, тем становилось очевиднее, что путей развития в таком формате дальше нет. Мы совершенно другой театр по направлению и, несмотря на всю нашу дружбу с театром и его коллективом, нам надо идти самостоятельно. Поэтому в октябре прошлого года было инициировано выделение из состава мунициального театра оперы в отдельный муниципальный театр. Благодаря поддержке министра культуры Евгения Нищука мы уже имеем статус академического, так что теперь мы будем муниципальным академическим. Мы сейчас находимся на заключительной стадии, и несмотря на то, что вроде бы все хорошо, у меня есть тревожное чувство «успеем — не успеем». Бюрократическая машина очень медленная и неповоротливая. И несмотря на всю помощь департамента культуры Киева, Дианы Поповой, Николая Шуляка, мы все равно, на мой взгляд, двигаемся недостаточно быстро. С начала процесса прошел год и три месяца, при том что театр де-факто как творческий организм есть и вполне успешен.
С новым статусом мы обзаводимся собственной технической и репетиционной базой, сами распределяем доходы от спектаклей, получаем от государства поддержку на создание новых спектаклей и так далее. Так работают все театры, и почему бы так же не работать нам? У нас есть свой зритель, репертуар, творческие силы. Просто надо продолжать делать то же самое, только уже независимо.
— Как сейчас обстоит ситуация с танцорами? Хватает ли их театру? Как вы оцениваете их академическую подготовку?
— У нас очень мало артистов в балете с академической подготовкой — если мы под ней понимаем 8-9 лет обучения в балетном училище — четыре человека из 22. В основном я имею дело с людьми, которые занимаются современным танцем, имеют классическую подготовку и каждый день в театре занимаются на балетных уроках. Но это профессионалы современного танца. И этот симбиоз мне более интересен.
По подготовке ничего не скажу. Несмотря на то что я общаюсь и с директором киевского балетного училища, и у меня в постановках участвуют ребята, которые там учатся, я лично последний раз был в здании училища в 1985 году.
«Вверх по реке», фотограф Сергей Ефанов
— Сейчас наблюдается растущий интерес к танцам, связанный, в том числе и с телешоу. Танцевальные школы и студии в Киеве появляются как грибы. Насколько это влияет на общее качество танцевальной подготовки?
— Как профессиональный грибник отмечу, что грибы появляются реже! В целом интерес, конечно, есть, я всегда говорил, что есть польза в танцевальных телешоу, хотя бы потому что для социума градус сопереживания танцу становится выше, и это хорошо. Напрямую не могу сказать, какой процент зависимости и интереса, но периодически случаются звонки, которые делятся на две категории. Первая: не хочу ли я открыть школу танцев «памяти себя», мол, «я мог бы заняться этим всем, вам ничего не надо будет делать». Я отвечаю, что мне это неинтересно, потому что если я что-то делаю, то делаю это сам. Мне не надо, чтобы крутилась какая-то халтура с моим именем и лицом. А времени, чтобы самому этим заняться, нет. Второй тип звонка: «У вас театр Киев Модерн-Балет?» — «Да» — «Я бы хотела, чтобы моя девочка у вас позанималась, походила, сколько это стоит?» У нас театр, а не студия, к нам приходят уже сформировавшиеся артисты, для которых это профессия, а не хобби.
Если театр будет в дальнейшем развиваться, планирую сделать студию при театре, для достаточно взрослых людей, 16-19 лет, которые служили бы тем материалом, который пополнит труппу, уже зная репертуар, стилистику, особенности почерка, чтобы это была постоянная подпитка. Есть хороший пример — студия Павла Вирского, где это сделано идеально.
— Может ли танцор, исполняющий академический балет, танцевать модерн, и танцующий модерн танцевать академический?
— Все зависит от таланта. Да, есть люди, которые могут успешно танцевать современный танец, таких примеров очень много. А есть те, кто может танцевать классический танец, но при этом у них слабая координация, они, так сказать, долго ýченные, поэтому для современного танца мало пригодны. С этим я сталкиваюсь в самых лучших, мировых труппах, с которыми работаю. Это кажется странным, но на самом деле так. Шовинизм академических танцоров балета говорит, что «мы можем все». Но это неправда.
Что касается наоборот — артист современного балета может танцевать классику только если у него есть школа классического танца, потому что это требует воспитания с детства. Редко бывают исключения, когда человек приходит в классический балет в 16 лет и делает успехи, это единицы, как в подольском грунте слитки золота.
— Как профессиональный грибник отмечу, что грибы появляются реже! В целом интерес, конечно, есть, я всегда говорил, что есть польза в танцевальных телешоу, хотя бы потому что для социума градус сопереживания танцу становится выше, и это хорошо. Напрямую не могу сказать, какой процент зависимости и интереса, но периодически случаются звонки, которые делятся на две категории. Первая: не хочу ли я открыть школу танцев «памяти себя», мол, «я мог бы заняться этим всем, вам ничего не надо будет делать». Я отвечаю, что мне это неинтересно, потому что если я что-то делаю, то делаю это сам. Мне не надо, чтобы крутилась какая-то халтура с моим именем и лицом. А времени, чтобы самому этим заняться, нет. Второй тип звонка: «У вас театр Киев Модерн-Балет?» — «Да» — «Я бы хотела, чтобы моя девочка у вас позанималась, походила, сколько это стоит?» У нас театр, а не студия, к нам приходят уже сформировавшиеся артисты, для которых это профессия, а не хобби.
Если театр будет в дальнейшем развиваться, планирую сделать студию при театре, для достаточно взрослых людей, 16-19 лет, которые служили бы тем материалом, который пополнит труппу, уже зная репертуар, стилистику, особенности почерка, чтобы это была постоянная подпитка. Есть хороший пример — студия Павла Вирского, где это сделано идеально.
— Может ли танцор, исполняющий академический балет, танцевать модерн, и танцующий модерн танцевать академический?
— Все зависит от таланта. Да, есть люди, которые могут успешно танцевать современный танец, таких примеров очень много. А есть те, кто может танцевать классический танец, но при этом у них слабая координация, они, так сказать, долго ýченные, поэтому для современного танца мало пригодны. С этим я сталкиваюсь в самых лучших, мировых труппах, с которыми работаю. Это кажется странным, но на самом деле так. Шовинизм академических танцоров балета говорит, что «мы можем все». Но это неправда.
Что касается наоборот — артист современного балета может танцевать классику только если у него есть школа классического танца, потому что это требует воспитания с детства. Редко бывают исключения, когда человек приходит в классический балет в 16 лет и делает успехи, это единицы, как в подольском грунте слитки золота.
«Жінки у ре-мінорі». Фотограф Klaus Wegele
— Многие ли танцоры уезжают за границу и насколько велики их шансы достичь чего-то?
— Да, уезжают многие. Все зависит от таланта. Если артист замечательный, потенциально силен, он сделает одинаково хорошую карьеру и там, и здесь. Вопрос в том, что он будет танцевать. На западе намного шире пространство для занятий современным и неоклассическим балетом. Репертуар наших театров все-таки скуднее: в основном классика и где-то появляется типа современное, на самом деле это тоже глубочайшая классика, но названная «современным балетом». Творческая палитра там будет больше, а если говорить про положение в труппе, статус, то если это потенциальная этуаль, то будет этуаль и в киевской опере, и одесском театре, и в Будапеште, Праге, Лондоне и так далее.
— Считаете ли вы национальный театр оперы и балета своими конкурентами?
— Нет, у нас абсолютно разные аудитории, творческие позиции. То — большой академический театр. Как можно считать конкурентами организацию, который 150 лет, а нам — 11, у которой 160 с гаком артистов, у меня — 22, у которых есть постоянный зал на более чем тысячу мест, а мы с первого января отправляемся в свободное плавание, и у нас вообще не будет своей сцены. В национальном театре оперы и балета оклады в три раза больше, чем в Киев Модерн-Балете. Мы другие, у нас полные залы, люди в конце спектакля кричат «браво». Другие — не значит хуже, поэтому про конкуренцию речь не идет.
— Вы ставили балеты в других странах, чем работа в постановке отличается в Украине и за границей?
— В Украине я ставлю в основном в Киев Модерн-Балете, последний раз ставил не в КМБ в 2002 году в Национальной опере. Я плохо помню, как это было — 15 лет назад. В целом могу сказать, что в западных театрах, где я работал, чуть больше организации. Но проблемы на самом деле везде одни и те же: человеческий фактор, накладки, профсоюзные деятели.
Есть театры, в которых вообще невозможно работать — типа миланской Ла Скалы. Я там не работал, но от коллег знаю, что там насколько все подчинено профсоюзному движению, сам процесс творчества превращается в постоянное следование профсоюзным нормам. Например, на репетиции оперы или балета посредине первого акта встает оркестр и уходит, потому что у них закончилось рабочее время. Или из-за забастовки — у них постоянно забастовки.
— Да, уезжают многие. Все зависит от таланта. Если артист замечательный, потенциально силен, он сделает одинаково хорошую карьеру и там, и здесь. Вопрос в том, что он будет танцевать. На западе намного шире пространство для занятий современным и неоклассическим балетом. Репертуар наших театров все-таки скуднее: в основном классика и где-то появляется типа современное, на самом деле это тоже глубочайшая классика, но названная «современным балетом». Творческая палитра там будет больше, а если говорить про положение в труппе, статус, то если это потенциальная этуаль, то будет этуаль и в киевской опере, и одесском театре, и в Будапеште, Праге, Лондоне и так далее.
— Считаете ли вы национальный театр оперы и балета своими конкурентами?
— Нет, у нас абсолютно разные аудитории, творческие позиции. То — большой академический театр. Как можно считать конкурентами организацию, который 150 лет, а нам — 11, у которой 160 с гаком артистов, у меня — 22, у которых есть постоянный зал на более чем тысячу мест, а мы с первого января отправляемся в свободное плавание, и у нас вообще не будет своей сцены. В национальном театре оперы и балета оклады в три раза больше, чем в Киев Модерн-Балете. Мы другие, у нас полные залы, люди в конце спектакля кричат «браво». Другие — не значит хуже, поэтому про конкуренцию речь не идет.
— Вы ставили балеты в других странах, чем работа в постановке отличается в Украине и за границей?
— В Украине я ставлю в основном в Киев Модерн-Балете, последний раз ставил не в КМБ в 2002 году в Национальной опере. Я плохо помню, как это было — 15 лет назад. В целом могу сказать, что в западных театрах, где я работал, чуть больше организации. Но проблемы на самом деле везде одни и те же: человеческий фактор, накладки, профсоюзные деятели.
Есть театры, в которых вообще невозможно работать — типа миланской Ла Скалы. Я там не работал, но от коллег знаю, что там насколько все подчинено профсоюзному движению, сам процесс творчества превращается в постоянное следование профсоюзным нормам. Например, на репетиции оперы или балета посредине первого акта встает оркестр и уходит, потому что у них закончилось рабочее время. Или из-за забастовки — у них постоянно забастовки.
«Долгий рождественский обед». Фотограф Klaus Wegele
— Вы ездите с гастролями Киев Модерн-Балета по Украине. Какие города лучше принимают модерн-балет, а какие хуже?
— Ага, чтобы в тех городах к нам перестали ходить? Мы не должны анализировать реакцию зрителя и думать, где он лучше хлопает, или делает это правильнее и неправильнее. Мы просто обслуживающий персонал, продавцы в магазине, которые предлагают товар. Человек, который заходит в зал, — наш клиент, наш зритель. Мы должны сделать так, чтобы он ушел счастливым. Он прав. Мы не можем завести книгу жалоб и предложений на зрителя.
— Насколько в Украине люди вообще готовы к модерн-балету, или все же предпочитают классику?
— У нас залы в основном заполняются полностью, билеты распродаются задолго до спектаклей. Люди идут. В зале будет ну может процентов 3-5, которые вообще не представляют, куда они идут. Остальные плюс-минус понимают, что это не «Лебединое озеро» в классической версии на пуантах и в пачках. Это говорит о том, что, видимо, готовы.
— Если брать современный и модерн-балет, в какой стране он наиболее развит и где самая сильная школа?
— Могу сказать, что есть сумасшедшие труппы в США, в Европе хорошие труппы, в Германии — театр Пины Бауш. Если опять взять такую маленькую страну, как Нидерланды, то там абсолютные боги современного танца Netherlads Dance Theatre и при этом там существуют компании мирового уровня, которые танцуют на сценах Большого театра, Ковент-Гарден. Я раньше делал туры — заезжал в одну страну и мог посмотреть пять разных вечеров современного танца самого высокого уровня.
То, что делаю я, — никакой не модерн-балет, не современный балет, а балет, который придумывает Раду Поклитару. Это что-то, что не очень классифицируется. В творчестве других копаться нет времени, чтобы расставить все по полочкам.
— Какой свой балет вы назвали бы самым прорывным и ультрасовременным?
— Тот, который я еще не поставил, — сейчас его готовлю. Но подробностей не расскажу.
— Есть ли какие-то запреты, черта, которую вы бы никогда не переступили в своих постановках?
— Это очень сильно на совести каждого автора. Ну я бы не стал четвертовать собаку на сцене, например. Конечно, есть вещи, которые я бы делать не стал хотя бы потому, что это не пришло бы мне в голову.
— В следующем месяце у вашего театра будут гастроли по Украине. Как вообще труппа переносит длительные поездки, что самое сложное?
— Самое трудное — это переезды, потому что у нас страна огромная и дороги плохие. Мы каждый год бываем в Нидерландах, живем там в одном месте и по прекрасным автобанам за полмесяца проезжаем всю страну вообще без проблем. Потому что там отличные автобаны и небольшая страна. И очень много театров: 225 отдельно стоящих театральных зданий в стране, которая чуть больше, чем Киевская область.
Хорошо бы по графику выставить сегодня Харьков, а завтра — Львов, но как это возможно? Никак. Артистам трудно в этом графике переезда из города в город. Но в целом мы справляемся, это наша жизнь.
— Ага, чтобы в тех городах к нам перестали ходить? Мы не должны анализировать реакцию зрителя и думать, где он лучше хлопает, или делает это правильнее и неправильнее. Мы просто обслуживающий персонал, продавцы в магазине, которые предлагают товар. Человек, который заходит в зал, — наш клиент, наш зритель. Мы должны сделать так, чтобы он ушел счастливым. Он прав. Мы не можем завести книгу жалоб и предложений на зрителя.
— Насколько в Украине люди вообще готовы к модерн-балету, или все же предпочитают классику?
— У нас залы в основном заполняются полностью, билеты распродаются задолго до спектаклей. Люди идут. В зале будет ну может процентов 3-5, которые вообще не представляют, куда они идут. Остальные плюс-минус понимают, что это не «Лебединое озеро» в классической версии на пуантах и в пачках. Это говорит о том, что, видимо, готовы.
— Если брать современный и модерн-балет, в какой стране он наиболее развит и где самая сильная школа?
— Могу сказать, что есть сумасшедшие труппы в США, в Европе хорошие труппы, в Германии — театр Пины Бауш. Если опять взять такую маленькую страну, как Нидерланды, то там абсолютные боги современного танца Netherlads Dance Theatre и при этом там существуют компании мирового уровня, которые танцуют на сценах Большого театра, Ковент-Гарден. Я раньше делал туры — заезжал в одну страну и мог посмотреть пять разных вечеров современного танца самого высокого уровня.
То, что делаю я, — никакой не модерн-балет, не современный балет, а балет, который придумывает Раду Поклитару. Это что-то, что не очень классифицируется. В творчестве других копаться нет времени, чтобы расставить все по полочкам.
— Какой свой балет вы назвали бы самым прорывным и ультрасовременным?
— Тот, который я еще не поставил, — сейчас его готовлю. Но подробностей не расскажу.
— Есть ли какие-то запреты, черта, которую вы бы никогда не переступили в своих постановках?
— Это очень сильно на совести каждого автора. Ну я бы не стал четвертовать собаку на сцене, например. Конечно, есть вещи, которые я бы делать не стал хотя бы потому, что это не пришло бы мне в голову.
— В следующем месяце у вашего театра будут гастроли по Украине. Как вообще труппа переносит длительные поездки, что самое сложное?
— Самое трудное — это переезды, потому что у нас страна огромная и дороги плохие. Мы каждый год бываем в Нидерландах, живем там в одном месте и по прекрасным автобанам за полмесяца проезжаем всю страну вообще без проблем. Потому что там отличные автобаны и небольшая страна. И очень много театров: 225 отдельно стоящих театральных зданий в стране, которая чуть больше, чем Киевская область.
Хорошо бы по графику выставить сегодня Харьков, а завтра — Львов, но как это возможно? Никак. Артистам трудно в этом графике переезда из города в город. Но в целом мы справляемся, это наша жизнь.
«Дождь». Фотограф Klaus Wegele
— Следите ли вы за классическими постановками, украинскими и зарубежными?
— В принципе я очень много видел классики, потому что всю жизнь этим занимался. Я не хожу в театр в Киеве, потому что работаю с 6 до 23 каждый день. Вообще я плохой зритель. Недавно один мой коллега — не буду говорить кто — сказал, что не любит ходить по театрам, потому что не получает там удовольствие, а работает: думает, что сделано не так, что недоиграно, как плохо смонтировано, насколько затянут акт, плохая музыкальная подборка. Вот у меня приблизительно то же самое. Я всегда хочу, чтобы меня пленили. А это бывает крайне редко, так что я 200 раз подумаю, прежде чем прогулять репетицию и пойти в театр. А самое ужасное, когда я буду выходить, будут спрашивать: «Ну как вам?» Вот это треш.
Есть замечательная история про Зиновия Гердта. Его позвали на очень нашумевшую в Советском Союзе постановку, вся Москва гудела: «Так смело!» Гердт после спектакля выходит в фойе театра, идет, думает о том, что сейчас увидел, на своей волне. И замечает, что все на его смотрят в ожидании его оценки, и говорит: «А что вы все на меня так смотрите? Мне лично понравилось. А те, у кого вкус похуже, — вообще в восторге!» Каждый раз такую фразу находить трудно, поэтому я стараюсь в театр не ходить.
— В принципе я очень много видел классики, потому что всю жизнь этим занимался. Я не хожу в театр в Киеве, потому что работаю с 6 до 23 каждый день. Вообще я плохой зритель. Недавно один мой коллега — не буду говорить кто — сказал, что не любит ходить по театрам, потому что не получает там удовольствие, а работает: думает, что сделано не так, что недоиграно, как плохо смонтировано, насколько затянут акт, плохая музыкальная подборка. Вот у меня приблизительно то же самое. Я всегда хочу, чтобы меня пленили. А это бывает крайне редко, так что я 200 раз подумаю, прежде чем прогулять репетицию и пойти в театр. А самое ужасное, когда я буду выходить, будут спрашивать: «Ну как вам?» Вот это треш.
Есть замечательная история про Зиновия Гердта. Его позвали на очень нашумевшую в Советском Союзе постановку, вся Москва гудела: «Так смело!» Гердт после спектакля выходит в фойе театра, идет, думает о том, что сейчас увидел, на своей волне. И замечает, что все на его смотрят в ожидании его оценки, и говорит: «А что вы все на меня так смотрите? Мне лично понравилось. А те, у кого вкус похуже, — вообще в восторге!» Каждый раз такую фразу находить трудно, поэтому я стараюсь в театр не ходить.
Мы решили сделать подарок нашим дорогим киевлянам на Старый Новый год, и приглашаем читателей Уикенда на наш балет «Щелкунчик» в Октябрьский дворец 13 января.
Понравилась статья? Поблагодари автора!
Беседовала
Марина Курильчук